Из книги "Ежегодник Московского Художественного театра 1943". Раздел X. Часть 7

Ранее.

иллюстрация из книги Ежегодник Московского Художественного театра 1943 Вся наша работа над «Русскими людьми» шла под знаком стремления овладеть новыми требованиями Владимира Ивановича к нам. Я постараюсь объяснить это некоторыми примерами.

Валя, переплыв Лиман, возвращается в штаб Сафонова замерзшая, дрожащая от холода. А. М. Комолова — Валя — в процессе работы искала физическое самочувствие замерзшего человека, и тут же возник вопрос: а чем живет Валя в этот момент, — тем ли, чтобы отдохнуть и согреться, или у нее иные задачи, иные цели. Оказывается, она живет другим. Стремление дать отчет Сафонову об исполнении его поручений в тылу у немцев заставляют ее преодолеть свое физическое самочувствие. Или другой момент: когда Валя, арестованная немцами, избитая, с вывихнутой рукой, во время допроса собирает всю свою волю и почти моторно отвечает одной стереотипной фразой, ничего не говорящей немецкому капитану. Таким образом через простое физическое самочувствие актриса проникает в сложный психологический мир своей героини.

Еще пример: Сафонов не спал много ночей. Б. Г. Добронравов упорно искал природу его усталости, усталости человека, мысль которого лихорадочно добивается выхода из создавшегося положения. «Отвык спать» — говорит Сафонов, и Добронравов искал в себе эти секунды борьбы бодрствующей мысли с изнеможением и усталостью.

Вот этого сложного психологического процесса, в котором была бы достигнута подлинная сценическая правда, Владимир Иванович требовал от нас.

Мы пытались в процессе работы найти атмосферу большей человеческой дружбы, соединяющей разных, по своей биографии, людей в дни неизвестности, тревоги, возможной близости смерти.

С одной стороны, война родила среди этих людей волю, активность, решительность, с другой стороны, она ставит перед ним ряд больших, личных проблем, ответ на которые они ищут в самых сокровенных уголках своей мысли и сердца. Вале хочется осознать, что такое именно для нее Родина — и образ двух березок, с которыми связаны для нее детство, мать — становится той поэтической конкретностью, которая помогает ей проявить силу воли.

Симонов верно угадал эту, такую типичную черту русского человека — силой поэтического воображения проникать в самую глубину явлений. И еще одну верную черту подметил Симонов. Уменье русского человека мечтать. Сафонов мечтает о будущем, и эти мечты наполняют его энергией, рождают инициативу. «Надо мечтать» —говорит В. И. Ленин и ссылается на слова Писарева (Ленин. Избр. произведения в двух томах; том I — «Что делать?», стр. 247. Партиздат, Москва, 1934 г.):

«Моя мечта может обгонять естественный ход событий (или же она может хватать совершенно в сторону, туда, куда никакой естественный ход событий никогда не может притти). В первом случае мечта не приносит никакого вреда: она может даже поддерживать и усиливать энергию трудящегося человека.... В подобных мечтах нет ничего такого, что извращало или парализовало бы рабочую силу. Даже совсем напротив. Если бы человек был совершенно лишен способности мечтать таким образом, если бы он не мог изредка забегать вперед и созерцать воображением своим в цельной и законченной картине то самое творение, которое только что начинает складываться под его руками, — тогда я решительно не могу представить, какая побудительная причина заставляла бы человека предпринимать и доводить до конца обширные и утомительные работы в области искусства, науки и практической жизни... Разлад между мечтой и действительностью не приносит никакого вреда, если только мечтающая личность серьезно верит в свою мечту, внимательно вглядываясь в жизнь, сравнивает свои наблюдения со своими воздушными замками и вообще добросовестно работает над осуществлением своей фантазии. Когда есть какое-нибудь соприкосновение между мечтой и жизнью, тогда все обстоит благополучно».

«Фантазер вы, Иван Артемьич», — говорит Васин Сафонову. — «А как же, все мы, русские, фантазеры, оттого и воюем смелее», — отвечает Сафонов.

И вот природу этой фантазии, не уводящей от жизни, а помогающей полноценно жить и бороться, мы старались найти.

Военфельдшер Глоба, в котором А. Н. Грибову хотелось воплотить человека, страстно любящего жизнь, русского Кола Брюньона, как мы его называли в процессе работы, идет на смерть. Сафонов посылает его к немцам с серьезнейшим заданием. Глоба, знающий, что идет почти на верную смерть, спрашивает: «А умирать буду — песни петь можно?» И, действительно, песня ему нужна, в песню он вкладывает всю свою радостную волю к жизни, всю свою скромную, спокойную решимость сделать все, что от него требует его любовь к родине. И, слушая песнь уходящего Глобы, Сафонов говорит: «Ты слышишь, как русский человек на смерть уходит!»

Вот этой любовью к русскому человеку, которой полна пьеса Симонова, этим желанием проникнуть в его неповторимую сущность, мы все жили в процессе работы и нам часто приходили на ум слова Тютчева:

Умом Россию не понять, Аршином общим не измерить. У ней особенная стать. В Россию можно только верить.

Продолжение.

armchair arrow-point-to-right calendar chat (1) checked email left-arrow-chevron map-perspective-with-a-placeholder-on-it mask phone-call pin right-arrow shopping-cart small-calendar stage telephone ticket-notice-arrow ticket user