Из книги "Ежегодник Московского Художественного театра 1943". Раздел XI. Часть 2

Ранее.

иллюстрация из книги Ежегодник Московского Художественного театра 1943* * *

Я проснулся часов в девять, оделся и вышел в коридор. Жизнь текла обычным порядком. Уборщицы занимались своим делом.

Я зашел в номер к помощнику режиссера П. Н. Гжельскому [4] поговорить о концертных делах, потом вернулся к себе.

Как странно! Уже шесть часов прошло, как началась война, а никто из нас даже не подозревал этого!

Вдруг в комнату, без обычного стука, ворвалась уборщица в бросилась к открытым окна. До меня донесся с улицы какой-то странный шум, напоминающий жужжание пчелиного роя, — гул от множества моторов.

— Что случилось? — спросил я уборщицу.

— Как? Неужели вы не знаете? Объявлена война! Немцы бомбят нас, Киев, Севастополь... товарищ Молотов говорит по радио...

Я вскочил и бросился к окну. Бедные, перепуганные непривычным гулом птицы стаями носились над стадионом, ища себе приюта...

— Не может быть!.. Это невероятно!.. — Сознание отказывалось верить такой вести. — Какой ужас! Какая бессмыслица! Нет, это какой-то кошмарный сон! Этого не может быть!..

Нет, так оно и есть. Вячеслав Михайлович говорит... Война наступила...

Нужно отдать должное нашему театру. Он не поддался панике и был спокоен. Он продолжал оставаться на своем посту. Не желая внезапным прекращением гастролей вызвать панику среди населения Минска, мы продолжали спектакли и 22-го июня, при опустевшем зале, и даже 23-го, при полном отсутствии публики. И только фугаска, попавшая 24-го утром в помещение театра, заставила нас прекратить спектакли.

Дальнейшие события показали:, что только благодаря невероятному счастью да энергичному водительству И. М. Москвина, добрая половина Художественного театра не погибла 24 июня 1941 года в Минске под градом фашистских бомб.

В эти первые часы после объявления войны никто еще не мог осмыслить и понять всего значения совершившегося факта, и жители Минска, чуть ли не прифронтового города, на который только что был совершен вражеский налет, продолжали толпами гулять в этот воскресный день по главным улицам. Громкоговорители оповещали о правилах поведения при воздушных налетах, рекомендовали прятаться в бомбоубежища, укрываться в щелях. Везде был расклеен приказ команданта города, в котором было сказано, что в городе введено военное положение. Тем не менее жизнь текла так же, как и за сутки раньше, только народу было еще больше на улицах, и был он более обычного возбужден и взволнован.

В понедельник немцы налетали несколько раз. А в центре, между тем, жизнь продолжалась, как и прежде. Толпы народа слушали у микрофонов, приказ правительства о мобилизации.

Плохо спалось в эту ночь... Мысли о далекой Москве, о родных и близких не давали сомкнуть глаз. Устав бороться с бессонницей, я встал и решил на всякий случай упаковать свое имущество. Неумело и наскоро набив до отказа свой чемодан, я только что собирался выйти в коридор, как вдруг... взрыв... Воздушной волной меня прижало к двери... Через секунду второй взрыв и третий... Гостиница «Беларусь» сотрясается... Все выскакивают из номеров...

Это первый налет немцев на самый город. Мы отделались испугом. Сброшенные фугаски были, на наше счастье, небольшого калибра, но упали они в ничтожном расстоянии от гостиницы. После налета мы вышли и увидели: первая бомба, волна от которой прижала меня к двери, разорвалась посередине мостовой, как раз под моими окнами, в расстоянии шести метров, другая попала в склад дров рядом с гостиницей, а третья — в дом напротив, разрушив его внутри до основания.

Радио замолкло... В гостиницу вносили первых раненых, первых детей, погубленных фашистами. Люди, вышедшие посмотреть результаты налета, рассказали, что город поврежден, трамвай не работает, много домов разрушено.

Но это были только цветочки... После 15-минутной бомбежки немцы улетели. Потревоженная жизнь вошла в свою колею. Мы стали думать об отъезде. Ф. Н. Михальский отправился на вокзал и, вернувшись, отдал распоряжение всем с вещами быть готовыми к назначенному часу. Наступило время обеда. Гостиница со всем персоналом работала, как и в мирное время. Было что-то около 2.30 м. дня.

И вдруг началось опять!.. И уже не прекращалось, с небольшими интервалами, до темноты. Огонь и грохот загнали нас в подвал. Там мы прижались друг к другу, стараясь, кто как мог, внушить окружающим бодрость и энергию. Хуже всего было чувство полной беспомощности, абсолютной невозможности проявить себя активно, любым способом реагировать на совершаемое над нами насилие. Очутись у нас тогда в руках ружья, мы бы все до одного принялись обстреливать кружащиеся над нами самолеты.

Время тянулось бесконечно... Думаю, что во всей пережитой жизни не было дня, который бы казался таким долгим. Он кончился в зареве пожаров, окружавших весь город. Срок, назначенный Ф. Н. Михальским для отъезда, давным давно прошел. Он снова отправился куда-то, чтобы выяснить, на что, в создавшейся обстановке, мы можем рассчитывать в смысле эвакуации. В ожидании его все разбрелись кто-куда.

Несколько человек собрались в номере Ивана Михайловича Москвина, с нетерпением ожидая возвращения Ф. Н. Михальекого. И вот он, наконец, явился в сопровождении двух военных.

— Не волнуйтесь, Иван Михайлович, — обратился старший из них к И. М. Москвину. — К вашему личному отъезду все готово. Моя легковая машина стоит во дворе. Можете брать вещи и ехать.

Иван Михайлович побледнел... Губы его затряслись...

Продолжение.

armchair arrow-point-to-right calendar chat (1) checked email left-arrow-chevron map-perspective-with-a-placeholder-on-it mask phone-call pin right-arrow shopping-cart small-calendar stage telephone ticket-notice-arrow ticket user