Из книги "Ежегодник Московского Художественного театра 1943". Раздел XI. Часть 4

Ранее.

Сейчас же Иван Михайлович составил дальнейший план действий. Где-то, немного впереди нас, должны находиться уехавшие в первую очередь на грузовике женщины. Они, к счастью, вскоре обнаруживаются. Итак, — удача! Женщины, автобус со стариками и часть идущей группы соединились.

Иван Михайлович немедленно отправляет на легковой машине обоих сопровождающих нас военных на могилевское шоссе. Оки должны отыскать отделившуюся от нас группу, достать несколько грузовиков и догнать нас. После этого объявляется двухчасовой привал, не для сна, а для небольшого отдыха, в котором все нуждаются.

Мы очутились в каком-то крошечном поселке в несколько избушек, рядом с лесом, в котором, как сейчас же выяснилось, была размещена зенитная батарея.

Начинался рассвет. За короткую ночь мы отошли от Минска всего на каких-нибудь 10—12 километров. Справа от себя я увидел только что народившийся серп месяца.

«И месяц с правой стороны сопровождал мой бег ретивой», сейчас же вспомнились мне строки любимого поэта. Хорошая примета!

Утро вставало прекрасное, росистое. Пели птицы. Красота, покой и мир царили вокруг нас. Со стороны Москвы, куда мы всей душой стремились, вставало солнце, освещая верхушки деревьев... А на западе (какой уродливый контраст!) полыхало зарево Минска и... да, да!., так в есть!., чернели дымки зениток! С рассветом немцы начали снова бомбежку города.

Все проголодались. Запасов, кроме нескольких, случайно захваченных впопыхах, ломтей хлеба, да и то не у всех, не было никаких. Выбрали продовольственную комиссию, которой вскоре удалось где-то раздобыть ведро молока. С наслаждением выпив по стакану, мы сели отдохнуть под деревьями. Вдруг рокот самолетов, бреющим полетом летящих над верхушками редких деревьев, нас укрывающих, и мы — врассыпную, кидаемся кто куда.

Тревога оказывается ложной. Самолеты — советские, зенитная батарея молчит. И страх наш быстро проходит.

Потом в течение всего нашего пути мы очень часто прятались от своих самолетов. Кто-то даже уверял нас в те дни, что по звуку мотора сразу можно отличить наш самолет от вражеского, но, положа руку на сердце, я, человек довольно музыкальный, даже после опыта московских бомбежек, не научился как следует различать эти моторные тонкости, а тогда, на четвертый день войны, в таких нюансах никто не разбирался.

Самолеты скрылись. Успокоившись, мы стали обсуждать, как нам передвигаться дальше. Многие советовали двигаться только ночью, а днем отсиживаться в лесах. Итти по шоссе пешком или ехать по нему в машине при дневном свете значило, по их мнению, служить прекрасной мишенью для немцев. Хороши бы мы были, последовав их совету! Мы все погибли бы либо от голода, либо от обстрелов. К счастью, Иван Михайлович своим непререкаемым авторитетом быстро прервал эти бредни. Пока мы прятались от самолетов!, он не терял времени и, познакомившись с командиром зенитной батареи, попросил его помочь чем можно Художественному театру, попавшему в столь затруднительное положение.

— Нас много... среди нас старики, женщины... До Москвы далеко... а у нас всего один автобус, да и то ненадежный...

Положение майора было трудное. Формально он совершал преступление, отдавая нам грузовик, необходимый для военных целей. Но как отказать Москвину?!

— Товарищи! — ответил он. — Я очень взволнован этой встречей... Вы, наверное, не подозреваете, как вы знамениты. Мне даже страшно разговаривать с вами. Разве я смею не помочь Художественному театру, когда он в такой беде?! — И он не только дал нам грузовик без всякой расписки, взяв с нас слово сдать его в любую военную часть по нашем прибытии на место, но даже приказал двум красноармейцам из своей части сопровождать нас в качестве охраны.

Я запомнил фамилию этого обаятельного и культурного человека, — майор Гиацинтов.

Если он жив, если он когда-нибудь прочтет эти строки, будь это даже в мирное время, пусть откликнется, пусть даст весть о себе. Семья Художественного театра примет его, как родного.

Мы тронулись дальше.

Передвигались мы так: обе машины, нагруженные до отказа, мчались с предельной скоростью в течение двух часов по направлению к Борисову, после чего выгружались и возвращались обратно за теми, кто в это время передвигался пешком. Способ передвижения довольно затяжной, но в создавшихся условиях единственно возможный.

Продолжение.