Из книги "Ежегодник Московского Художественного театра 1943". Раздел XI. Часть 5

Ранее.

Движения по шоссе было мало. Машин совсем не попадалось, да и людей, шедших по одному пути с нами на восток, было не много. Как я уже сказал, огромное большинство минских жителей устремилось по могилевекому шоссе, убоявшись, очевидно, казавшегося непроходимым пожарища. Все же в этот день мы повстречались с небольшой группой цирковых актеров, вышедших из Минска часов на 12 раньше нас. Их положение было еще хуже нашего. С ними не было Москвина!.. Передвигались они только пешком. Так же, как и мы, шли они налегке. Все их личное имущество погибло в Минске. Да и не только личное. Их четвероногие друзья, их чудесные дрессированные звери погибли в огне фашистских бомб: и красавицы-лошади, и преданные, привязчивые, все точно люди понимающие морские львы, кроткие ослики, маленькие собачонки и кошки, умеющие проделывать столько забавных фокусов, — все погибли, все без исключения. Рассказывая про это, актеры волновались. Голоса их дрожали и глаза были полны слез.

Несмотря на, казалось бы, затяжной способ передвижения, мы к середине дня были уже всего в нескольких километрах от Борисова, но тут автобус, в котором я ехал, остановился и, поводимому, надолго, для какой-то починки. Город был совсем под боком. Мне захотелось «размяться», и я отправился вперед пешком. Бодро шагая по шоссе, я уже достиг пригорода, когда, в воздухе появился немецкий разведчик, летевший на большой высоте. В этот день немцы все время летали над городам, что-то высматривая, к чему-то приглядываясь. Каждый раз при их появлении объявлялась воздушная тревога и начинали бить зенитки. Так случилось и теперь. Поднялась стрельба, быстро усиливавшаяся. Вокруг меня на шоссе то и дело стали подниматься небольшие клубки пыли, происхождение которых было для меня непонятно. Прошло должно быть минуты три, прежде чем я догадался, что они вызваны осколками от зенитных снарядов. Я счел за благо сойти с шоссе и встать под дерево, думая, что нашел себе надежную защиту, вроде аиста, спрятавшего голову под крыло. На мое счастье, стрельба скоро кончилась, и я пошел дальше.

Вдруг крики: «Стой! Стой, тебе говорят!»

Я оглядываюсь и вижу двух красноармейцев, с ружьями на перевес, подбегающих ко мне.

— Руки вверх! — скомандовал один из них, приставляя острие штыка к моей труди. Я повиновался, стараясь сделать так, чтобы из-за распахнутого макинтоша были видны оба моих ордена. Но впечатления, на которое я рассчитывал ордена не произвели. Положение станавилось угрожающим. Меня явно принимали за шпиона. Подошедшее начальство тщательно обыскало меня. К счастью, нее документы находились при мне. Но даже после их детальной проверки один из начальников, продолжая допрос, еще долго относился ко мне с явным подозрением. Когда лед недоверия был, наконец, сломан, я на прощанье спросил, что заставило их остановить меня.

— Уж очень вы видом не похожи на наших жителей, —ответили командиры.

Я удивился. На мне был старый, поношеный костюм, да берет на голове, единственная парижская вещь, оставшаяся при мне после выхода из Минска. Этот, не виданный в здешних краях, убор, очевидно, и привлек к себе их внимание.

Мне не везло. Девять раз за какие-нибудь несколько часов мне пришлось предъявлять свои документы. И все из-за проклятого берета. Я, наконец, догадался спрятать его т карман. После этого меня уже больше не останавливали и я, как равноправный, включился в общую жизнь.

А жизнь была необычна и беспокойна. То и дело появлялись немецкие разведчики. Завывали сирены. Объявлялась тревога. Люди прятались в подвалы. В этой тревожной атмосфере я провел несколько часов в одиночестве, потеряв из-за своих приключений всякие следы нашей группы. Наконец, отправившись на вокзал, я застал всех там.

Иван Михайлович склонялся к мысли отправить нас дальше до Москвы по железной дороге, дождавшись предварительно могилевцев, но тут его постигла неудача. Начальник станции оказался типичным бюрократом. О том, что такое МХАТ, он понятия не имел. Какой контраст с майором Гиацинтовым! В его распоряжении было несколько товарных вагонов, но он соглашался дать нам только один. Это — на 116 человек! Все доводы Ивана Михайловича, просившего вникнуть в наше тяжелое положение, не производили на него никакого впечатления. Опор с этим тупым чиновником был прерван радостной вестью о прибытии в полном составе могилевской группы. Отстал только один человек, впоследствии добравшийся до Москвы самостоятельно. Наши военные сопровождающие оказались на высоте. Они быстро и четко исполнили оба порученные им Иванам Михайловичем задания. Не легко было в патоке беженцев!, толпами двигавшихся по могилевскому шоссе, отыскать нашу группу; еще труднее, конечно, было найти грузовики. Курьезно, что так быстро разыскать наших товарищей военным удалось отчасти благодаря росту актера Кондратьева. Его необыкновенно длинная фигура издали бросилась им в глаза и помогла найти всех остальных.

Продолжение.